Максим Иванов — предприниматель, для которого репутация, как доказано, оказалась дороже денег

Максим Иванов, предприниматель как минимум в прошлом, а возможно, и в будущем тоже. В бизнесе он известен тем, что был крупнейшим импортером в Россию вкусной европейской еды. Тут легко вспомнить, что в 2014 году этому всему пришел конец. И главная тема — как он справился с этим? Была основана компания ВПНБ — «Влияние политики на бизнес».

Максим Иванов: Это в момент закрытия, а в момент открытия компания называлась «Внешнеторговая фирма «Фудлайн».

Это был огромный бизнес с оборотом миллиард долларов в год, который пришлось свернуть полностью, и пришлось, соответственно, гасить кредиты, долги и так далее. Перед нами, может быть, уникальный человек, который принял на себя обязательств по закрытию бизнеса на 4 млрд рублей, не обанкротился, а все их выплатил, отдав все. Об этом интересно говорить на «Бизнес FM», но не рассказать о вашей жизни тоже невозможно. Максим — московский мальчик, который плохо себя вел в школе, которого за это интеллигентные родители отправили в Нахимовское училище, тогда в Ленинграде. Вы стали не просто морским офицером, вы награждены орденом Красной Звезды за уникальный поступок, может быть, можно и подвигом его назвать, — разминирование советских кораблей в порту Анголы, которые были заминированы людьми, с которыми вы потом познакомились спустя долгие годы. Причем вам пришлось сделать это в одиночку. Об этом снят документальный фильм Первого канала. Вы не то чтобы дружили, но общались с Ричардом Брэнсоном.

Максим Иванов: Дружили, дружили.

Даже дружили. Он так и пишет, и вы все еще в очереди на полет.

Максим Иванов: Да-да.

Вы совершали с ним морские, ну, не морские путешествия, а кайтинг, это одно из ваших. Еще одна из грандиозных способностей, и тут ваша военно-морская специальность, наверное, тоже дает о себе знать. И с Владимиром Путиным вы тоже встречались, и он вам посоветовал делать еду для российских космонавтов, поскольку вы рассказывали о Ричарде Брэнсоне, и вы ее сделали, все это было сделано, а потом вы заплатили 4 млрд долгов. Давайте с этого начнем.

Максим Иванов: В середине 2014 года внешнеторговая фирма «Фудлайн», в которой я был генеральным директором, была крупнейшей компанией в России по дистрибуции продуктов питания. Около 85% всех наших контрактов были с крупными мировыми производителями продуктов питания, в общем, всем известные компании, такие как Valio, Hochland, Ehrmann, Paulig, новозеландские, голландские, датские компании. То есть, приходя в магазин, практически в любом магазине можно было видеть нашу продукцию. В компании на тот период было около 4,5 тысячи сотрудников. Обороты около миллиарда долларов. Мы были мегаинновационной компанией, у нас все было на суперсовременном уровне, куча креативных реализованных идей, и даже такие монстры, как Nestle, Unilever, Mars, приходили к нам и спрашивали: а у вас какая-то система есть? Она у нас называлась Palm Selling. Мы ее сами разработали, айтишники ее внедрили, и у нас ребята ходили по магазинам с маленькими планшетиками. Но, к сожалению, после событий в Крыму были объявлены контрсанкции по запрету ввоза импортных продуктов питания в Россию. Это был серьезный удар, потому что, как я сказал, 85% товаров — это были у нас поставки именно из европейских стран.

Значит, когда вы услышали, узнали о том, что теперь все, чем вы занимаетесь, останавливается, как приходило осознание, что всему конец? Может быть, были все-таки попытки вырулить, использовать все, что у вас было, переориентировавшись на другие варианты бизнеса? Почему они не сработали?

Максим Иванов: Да, конечно. Что интересно: когда был подписан указ о контрсанкциях, я находился в этот момент в Японии, и мы пытались выстроить взаимоотношения с прогрессивной мегасовременной японской компанией Mitsushi. Она является «дочкой» Mitsubishi и занимается дистрибуцией продуктов питания. У них необычная модель. Мы хотели ее внедрить здесь плюс начать дистрибуцию вкусняшек из Японии в Россию. А мой первый зам находился в это время в Индии, тоже строил отношения по молочным продуктам. Но, забегая вперед, у индусов тогда было безумно плохое качество молока, они собирали его в бидонах, а сейчас Индия — это современная страна с точки зрения молочной индустрии. Поскольку они очень поздно стартовали, у них все суперсовременное и новое сейчас на предприятиях. Но, естественно, после того, как наш бизнес упал практически в 4,5 раза в один день, в 2014 году мы еще были даже в прибыли, 2015 год — на старых товарных остатках, которые у нас были, мы закончили в нулях. Рассчитывали, естественно, что это все ненадолго, год, может быть, максимум два, и как-то все устаканится.

Да, кстати, я припоминаю, тогда очень многим казалось, что это временно. И наши агропроизводители говорили — лишь бы их не отменили, но не было уверенности, что этот запрет продлится долго.

Максим Иванов: Да, конечно. У нас не было опыта санкций, мы не знали, и, конечно, может быть, это моя бизнес-недальновидность, что я не изучал такой риск вообще, даже не принимал его. Я не ожидал, что можно так запретить. Поэтому, конечно, мы пытались консолидировать бизнес, мы закрыли все наши логистические хабы. У нас были склады в Питере, в Москве и в пяти регионах России. После закрытия филиальной сети я понимал, что второй раз построить такую машину с 4,5 тысячи сотрудников невозможно, и поэтому хотелось все это сохранить. А тем более если ты все это дело строишь своими руками, с самого начала, я огромное количество людей знаю, я их видел, я знаю их историю жизни, ну, как-то, в общем, мы покупали один логистический комплекс, и мне директор, он уже в возрасте был, говорит: «Ваше предложение было самое плохое по цене, но я видел, как ты в цепочке грузчиков разгружал первые машины Valio, которые к вам приходили, потом как вы постепенно на моих глазах развивались. Я понимал, что ты меня не обманешь, не кинешь, не будет риска, не будут страшные люди, не придут забрать деньги у меня и так далее. Поэтому, в общем, я в итоге с вами сделал сделку». То есть когда ты всех этих людей знаешь и они для тебя дороги, прошли через твое сердце, то очень тяжело с ними расставаться. Одна из сложностей для индивидуального предпринимателя, который сам начинал бизнес, что очень трудно принять подчас рациональное решение, которое могут принять управленцы, которые просто управляют компанией, понимаете? Вот они пришли.

Технократическое решение.

Максим Иванов: Да, например, сократить 80% персонала. Может быть, в тех условиях, поняв, что санкции надолго и ничего не будет и что компания начинает терять деньги, может быть, или 50% персонала, или 30% персонала, может быть, это решение было бы более прагматичное, но жесткое по отношению к людям.

Какие-то варианты, попытки использовать коллектив, наработки, активы в виде транспорта, в виде этих логистических хабов, в виде системы управления потоками взять и переориентироваться на другие рынки? Хотя бы даже на внутренние источники?

Максим Иванов: Мы начали работать с российскими производителями. В итоге к 2018 году мы по-прежнему были крупнейшей российской компанией в дистрибуции продуктов питания, но только наши контракты были российскими. Это были компании, которые имеют склады в России, работают в России, производства в России, такие как Mars, Unilever, Hochland, который уже открыл производство в России, и Ehrmann, который работал в России, ну и многие другие. Но я понимал, что рано или поздно компании будут уходить с рынка, их будет становиться все меньше и, меньше. И последние два года я занимался тем, что понимал, что мне нужно покупать двух моих конкурентов. Одного в Москве, крупнейшую компанию на тот период, и одну в Питере, которая была после нас. Мы долго вели переговоры с питерской компанией, в итоге договорились, даже заплатили задаток.

Глубоко зашли.

Максим Иванов: Да, очень глубоко. И логисты какие-то железяки закупали там для склада, для того, чтобы там хранить продукцию этой компании. И по финансированию у нас была договоренность с одним из банков, который должен был дать нам 500 млн рублей на покупку этого бизнеса. И 500 млн рублей на развитие. Меня там все заверили, что все нормально, никаких проблем нет. Я как-то смотрю телевизор, и выступает наш руководитель с руководителем этого банка и говорит: «Вам надо фокусироваться на военно-промышленном комплексе». Я думаю: ну ладно, отлично. В общем, в итоге нам дали маленький кредит под наш бизнес, под бизнес компании, которую мы хотели приобрести, денег не дали, и с этими деньгами уже было ничего не сделать. А с московской компанией у меня уже был подписан протокол о намерениях, была сумма подписана, и я до Нового года должен был закончить с питерским приобретением, а потом с Нового года заниматься московским приобретением. Когда финансирование обрубилось, и, в общем, уже тут было.

Это было Ватерлоо.

Максим Иванов: Да, я понял, что, к сожалению, по-другому нельзя, и было принято решение.

Значит, сколько лет вы боролись за живучесть, говоря морским языком?

Максим Иванов: Ну, считайте, в 2019 году мы начали добровольную ликвидацию компании.

То есть это продолжалось пять лет?

Максим Иванов: Не пять лет. Тяжелые были прежде всего первые три года, потому что были огромные обязательства перед банками. Нужно было уволить 4,5 тысячи человек.

Как я прочитал, вы всем выплачивали по полной.

Максим Иванов: Да-да, мы рассчитались со всеми людьми. Для меня было первое — прежде всего рассчитаться со всеми людьми, которые мне поверили, для которых я был генеральным директором, основателем, руководителем. Второе: нужно было рассчитаться со всеми партнерами, несмотря на то, что они уже…

Никогда больше партнерами не будут.

Максим Иванов: Этого никто не знал, а потом, какое это имеет значение? Они же все равно верили, давали нам товарные кредиты, мы работали с этими кредитами, и по большому счету хотя сегодня эти компании не здесь, но у меня прекрасные отношения со всеми руководителями этих компаний, потому что это человеческие отношения, они гораздо дороже, чем бизнес-рилейшнз. Если есть доверие между людьми, оно сложилось, то оно живет — кто знает, как дальше будет развиваться наша жизнь.

Сколько у вас осталось после того, как вы заплатили 4 млрд рублей?

Максим Иванов: Я израсходовал практически все свои деньги, влез в долги.

Уже в личные?

Максим Иванов: В личные долги, да. Но они не критичные по сравнению с теми суммами. Когда мы объявили о добровольной ликвидации, сразу появилась куча, если можно так сказать, стервятников, которые пытались поживиться, почувствовав, что появилась слабость. Я закончу про риски: первая задача моя была — рассчитаться с персоналом, вторая — рассчитаться с партнерами, у которых у нас были товарные кредиты, третья — это налоговые органы, рассчитаться с бюджетом на 100%, и потом дальше оставались уже банки, кредиторы и прочее. И в этой ситуации было очень важно правильно выстроить всю эту последовательность, чтобы не ошибиться, чтобы все прошло нормально. После увольнения такого количества людей у нас нет ни одной жалобы в прокуратуру, ни одной разборки, ни одного уголовного дела. Хотя, когда возникли сложности, мне говорили: мы сейчас на вас в уголовку подадим. В общем, были такие поползновения, но де-факто ни одного уголовного дела, ни одной прокуратуры, ни одной жалобы от персонала.

А от вас ожидали такого благородства, можно сказать?

Максим Иванов: Что касается коллектива, я думаю, что, наверное, в целом да. Что касается партнеров, наверное, тоже да.

Напомню историю 1998 года. У нас были огромные банки. Изменились внешние обстоятельства, они все обанкротились. Обанкротились — это значит, что каждый получил столько, столько конкурсный управляющий потом смог выдавить из остатков. А потом еще выясняется, что прежде, чем обанкротиться, вывели все, что только можно. Вот эти истории, они, в принципе, даже нам неприятные, но они кажутся нормальными. Это же бизнес.

Максим Иванов: Я с вами согласен, но мне так не хотелось.

Причем здесь все перевернулось не по вашей вине. То есть, мне кажется, многие бы поняли, если бы вы не ликвидировались, отдавая и закрывая на 100% все свои обязательства, а объявили бы себя банкротом.

Максим Иванов: Конечно, было много предложений, там нужно делать управляемое банкротство, там нужно еще что-то делать. Но мне не хотелось, как-то не для того я жил свою жизнь, не для того я всем занимался, чем занимался. Мне не нравился этот путь, потому что все равно банкрот по большому счету — это человек, который не рассчитался с теми, кто ему доверился. Понятно, допустим, банки. У банков это бизнес, они дают деньги под проценты, но они закладывают себе риск невозврата. С банковской точки зрения это было бы нормально, но с точки зрения расчетов с людьми, с персоналом, с менеджерами западных компаний, с которыми у нас были прекрасные товарищеские отношения, и со многими из них я говорил, мы до сих пор общаемся, как-то встречаемся иногда. Были такие предложения, без сомнения, но мне не хотелось идти по этому пути, как-то мне хотелось сохранить доброе имя.

Вы часто видели такое благородство в бизнесе по отношению к себе?

Максим Иванов: Я не считаю, что это благородство, это, по-моему, выбор каждого.

Такой подход по отношению к себе — это норма? Вы сказали, что, как только вокруг люди почувствовали, что забор рухнул, периметр рухнул, налетели стервятники. Кстати, чего они хотели? Хотели отжать, наверное, активы.

Максим Иванов: Однозначно, конечно.

За бесценок.

Максим Иванов: Я вам скажу так: наверное, это зависит от того, как ты ведешь себя сам. У меня есть выражение: «Мир — это зеркало, которое возвращает каждому его собственное изображение». Если ты стараешься вести себя порядочно, стараешься совершать правильные поступки, люди тоже не очень позволяют себе вести себя гадко, если они тебя знают. Если они тебя первый-второй раз встретили, то они вольны вести себя так, как они хотят. Но в целом в основном я не встречал много подонков, которые старались обмануть, кинуть, хотя жулики, несомненно, есть, и нужно держать ухо востро. Но твое поведение на рынке во многом определяет, как к тебе относится рынок. Это касается, в частности, бизнес-предпринимателей. Когда встал вопрос, я понимал, что не смогу рассчитаться со всеми сразу, но особенно сложно было с банками, потому что уже деньги кончались, нужно было продавать активы, у нас же тоже было огромное количество дебиторов.

Да, кстати, с других вам удалось получить долги, как вы свои раздали?

Максим Иванов: Со многих — да. Кстати, питерская компания, которую мы хотели купить, вернула задаток, который мы заплатили, а по закону могли бы не вернуть. Мы были виноваты, нам не дали финансирование, а финансирование бизнеса должно было быть на моей стороне. То есть этих денег хватило бы, чтобы купить его компанию.

Кто еще поступил с вами так же, как вы поступили со всеми своими партнерами и работниками? Много таких?

Максим Иванов: Многие люди. И я вам скажу честно, если бы не друзья, мне бы не удалось это сделать. Один из моих друзей, несмотря на свою занятость, примчался в Питер для того, чтобы помочь урегулировать вопрос, когда некоторые стервятники хотели забрать и посадить — откровенный рэкет. Он примчался в Питер и за меня хлопотал. Звоню другому другу, говорю: «Слушай, мне нужен миллион долларов, срочно». Он говорит: «Когда?» Я говорю: «Сегодня до 17 часов». Он говорит: «Макс, ты с ума сошел? Ты не мог бы сказать неделю назад?» Я говорю: «Не мог, не знал, не было возможности». Он говорит: «Блин, давай телефон своего бухгалтера, бумажки потом оформим, деньги отправим через час». Друг на слово мне поверил, что я верну ему. «Когда вернешь?» — «В течение месяца». — «Все, договорились». Это дорогого стоит, когда есть такие друзья.

Ричард Брэнсон был в курсе в том числе ваших сложностей?

Максим Иванов: Я ему написал письмо, что закрываю бизнес. Он меня пригласил на космическое мероприятие. Я ответил, что не могу, что закрываю компанию, у нас санкции. Он посочувствовал, я у него не просил помощи.

Мы его за это не осуждаем, конечно.

Максим Иванов: Нет, естественно. Мы все еще в переписке, у нас сохранились нормальные человеческие отношения, поздравления с Новым годом и так далее. Хотел бы закончить тему про порядок урегулирования. Оставались банки, которые мне сказали: «Слушай, ты вообще нехороший человек: ты рассчитался с персоналом, ты рассчитался со всеми своими поставщиками, ты рассчитался со всеми налоговыми органами, а мы-то как, что тут, мы последние, что ли, в этой очереди?»

По закону да.

Максим Иванов: Но это была претензия от банков, но, с другой стороны, это их бизнес, понимаете, принимать на себя коммерческие риски в том числе. Я могу сказать только хорошие слова о банкирах по большому счету, от их позиций тоже много зависело. Например, один из банков подал заявление о банкротстве на нашу компанию.

Потому что они не верили в вашу честность, наверное.

Максим Иванов: Конечно, я этих людей не знал, я их вообще никогда в глаза не видел, мои менеджеры, финансисты общались с банками, и у них были свои отношения. Когда я позвонил руководителю, я говорю: «Как же так? Я же сказал, что хочу регулировать, закрыть. Зачем вы это делаете?» Он говорит: «Максим, я был против этой позиции. Это не мы, это наши иностранные владельцы сказали подать до конца недели намерение банкротить».

Если бы начался процесс банкротства, уже тогда не вы бы рассчитывались, а конкурсный управляющий. С холодным сердцем и руками продал бы за бесценок все что можно и отдал бы в тех процентах, сколько осталось. А вы отдали все.

Максим Иванов: Конечно. Это был сложный путь. И у меня было несколько групп юристов. Огромное уважение всем этим юридическим компаниям. Очень порядочные, честные, грамотные, сильные люди. У меня были и другие юристы тоже. Например, одна юридическая компания сказала: «Максим, блин, тебе нужно срочно валить за границу. Давай нам доверенность, мы тут все будем рулить, тебя сейчас схватят, посадят, сто процентов». Но после этого я понял, что мне нужно менять юристов. Мне повезло, что я нашел две прекрасные компании, и они взаимодействовали, в общем, в совокупности это получилось.

То, что вы перестали быть владельцем очень крупной компании, никак не повлияло на ваши отношения в том кругу, в котором вы были?

Максим Иванов: Вы знаете, где-то я почувствовал, что какие-то люди, которые раньше десять раз поздравят, позвонят, чего-нибудь спросят, как-то отдалились, у них пропал интерес, но они не были друзьями. А что касается друзей, такого не было.

Изменились порядок и возможности личных расходов, расходов на семью, расходов на увлечения?

Максим Иванов: Конечно, однозначно.

Как вы это пережили?

Максим Иванов: Раньше я летал бизнес-классом, сейчас летаю экономом. Мне один из банкиров сказал: мы проследили все твои билеты, как ты летал раньше, до того, как компания ушла в добровольную ликвидацию, и после этого, и увидели, что, когда ты объявил добровольную ликвидацию компании, ты перестал летать бизнес-классом, мы поставили плюсик себе, что чувак экономит деньги. То есть как бы перестал жить как...

Как владелец миллиардной компании.

Максим Иванов: Да, конечно. Естественно, покупая продукты и вина, я смотрю, сколько они стоят. Когда шла подготовка к сделке, знаете, сначала был такой период понимания, что, кажется, все складывается, сейчас я покупаю одного конкурента, с января начинаю покупку второго московского конкурента, мы становимся относительно крупной компанией. Не такой, как раньше, но мы достигали оборота приблизительно 500 млн долларов. И тут вдруг все не складывается, неожиданно отбой по кредитованию, и ты понимаешь, что твоя жизнь сильно изменилась. Уровень жизни и возможности изменились, возможности отдыха изменились и так далее. Но в целом я чувствую в себе кучу сил, энергии и надеюсь, что она как-то реализуется, я не собираюсь уходить.

Еще личный вопрос. Чего вам больше всего не хватает после того, как вы закрыли компанию? Это же была как бы вся жизнь.

Максим Иванов: Сейчас скорее ощущение удовлетворения от того, что нет такой большой напряженки, которая была на протяжении нескольких лет. Мне казалось, «Фудлайн» — это такой громкий бренд, большая и общеизвестная в России в области фудиндустрии компания, что будет неправильно просто так ее ликвидировать. Поэтому мы переименовались в компанию «Влияние политики на бизнес». К сожалению, политика сильно влияет на бизнес, и, может быть, это моя недальновидность, что это не учел. И мы сделали вечеринку по этому поводу, я взял и у одного из своих инвесторов попросил денег. Я просил юристов, некоторых коллег по работе, моих приближенных товарищей, друзей, которые, как я вам говорил, по звонку по телефону давали деньги. Ну и у многих других. Всех своих инвесторов пригласили. Когда сделка состоялась, я хотел об этом сказать, мне один из инвесторов говорит: «Поздравляю, ты справился, молодец, все хорошо». Я говорю: «А как ты считаешь, правильно я поступил? Потому что был вариант сохранить деньги, но уйти в банкротство. Был вариант рассчитаться со всеми, но потерять все свои деньги». Он говорит: «Слушай, Максим, каждый сам делает выбор, каждый сам по своему пути идет». Для меня было ближе сохранить доброе имя, но потерять деньги, потому что деньги можно заработать, а доброе имя потеряешь, и уже как-то дальше не очень хорошо идти по жизни. Вера в себя уже другая, и вера людей в тебя тоже другая.

Вы выглядите очень жизнерадостным человеком. Вся эта история не сделала вас мизантропом? В конце концов, обида на страну в том числе.

Максим Иванов: Я хотел тоже об этом сказать. Знаете, когда это все произошло, я понял, что мы не получим финансирование и что, по сути, деньги взять негде. Можно было заняться продажей бизнеса, другими сложными комбинациями, но на это не было времени. И у меня начался период стресса. Плохо спал. Приходил вечером домой после работы, бутылочку винца и так далее, это кошмар. Я просыпался в три часа ночи, я спал по два-три часа в мыслях, как делать, как быть, как поступить. Потом я принял решение прекратить пить полностью. На Новый год выпью с удовольствием с друзьями, но сейчас не пью и чувствую себя самоуважительно. Снялась еще большая эмоциональная нагрузка, которая была на протяжении этих 30 лет. Мы отметили, по сути, осенью этого года 30-летие компании «Внешнеторговая фирма «Фудлайн», подчеркиваю — внешнеторговая, потому что философия бизнеса была внешнеторговая.

Вы еще попутно построили молочную фабрику в Ленинградской области под названием «Галактика». И от нее вам тоже пришлось отойти.

Максим Иванов: Да.

Она-то как раз была в выигрышном положении, но это была малая часть бизнеса.

Максим Иванов: Так бывает, но зато у меня огромное количество новых идей, новых планов, новых желаний что-то делать.

Стоит упомянуть вашу инициативу — «Спорт выше политики». Поскольку так сложилось, что у вас должно быть много друзей, в том числе за границей.

Максим Иванов: «Спорт выше политики» — этот проект мы сделали после того, как несколько раз я сделал такие на кайтсерфингах даунвинды и возникла идея пройти от Хельсинки до Санкт-Петербурга, установить мировой рекорд по дальности. Я собрал команду из трех спортсменов. Я не спортсмен, но был от России, один человек был из Финляндии, один парень был с Украины. Мы втроем договорились, это был наш такой социальный протест против тех отношений, которые между нашими странами развивались в 2016-2017 годах. Мы посчитали, что нам нужно показывать другим людям пример человеческих отношений. Мы посчитали, что мы, простые люди, можем большего достичь, если что-то будем делать вместе, и мы соседи, хотим дружить, хотим ездить друг к другу в гости, хотим жениться, любить и так далее. Мы сейчас договорились с моим еще одним другом, который в ходе этого проекта возник, с грузином, мы хотели пересечь Черное море, и уже идут тренировки, команда слаженная. Мы уже три года тренировались, готовились, в отличной физической форме все были. И в феврале 2022 года я написал письма в различные организации о разрешении нам провести тренировку, и потом разрешить переход из Сочи до Батуми. Но, к сожалению, на мои письма никто не ответил, но я надеюсь, что когда-нибудь наступят мирные времена, и мы договорились о том, что будем все-таки делать проход из Сочи до Батуми, когда политическая обстановка этому будет способствовать.

А бизнес будет?

Максим Иванов: Надеюсь, что будет. Но пока об этом говорить рано, мысли есть. Но пока сейчас прежде всего я хочу закончить социальные проекты. И когда я их прервал, пришел к огромному количеству людей, которые поддерживали мои социальные проекты, и сказал: ребята, извините, я занимаюсь закрытием компании сейчас — это преимущественная задача. Я продолжу этим заниматься и далее.